Иной раз и не разобрать, кто попал под колеса.
Ты летишь, он летит...
Не долетели..
И ладно
Но не разобрать,
об какой лоб летят искры...
Об какой столб остолбенел сам...
Не разобрать
и костей не собрать...

Забавный постулат смеховой культуры - дать выход звериному началу.
Но ведь человек ведет себя зверем в повседневности.
Средневековье же, типа, офигительно няшным было, все добряшки, милашки, слушают бога и только в карнавал что-то себе позволяют...
Звериное, зажатое церковью, вполне находило себе выход в повседневном бытовом насилии. Всегда оно себе выход находит… Как выйдет - сразу и обхохочешься...

Кошки жуют сирень и табак,
я его курю...
А дождя с северо-запада - все нет и нет...
Хотя туча и накрыла ненавидимый прокуратором город...
Нисан на носу, 
ветви оливы и ослик у городских ворот -
Иисус вот-вот воскреснет,
а что сделал ты?!

Луковка...
Столетний дед,
во сто шуб одет,
ее раздевает,
слезы проливает...
А луковки все меньше,
луковка начинает догадываться,
что под слоем шелухи нет сердцевины...
Разберут на острые лепестки
к чужому столу,
солью присыплют...
Выдохну потом
чужим ртом: "Что это было, Господи? Жизнь?"

Помнится, грузили нас про аккомодацию, смягчение, озвончение, оглушение и прочча... И вроде язык (не словарный, не кодифицированный) всегда шел по пути упрощения - быстрее, короче, понятнее... меньше букв, больше смысла... Потом вот были падонки, очень мне нравилась их самостийная орфография... потом началось полное съедательство форм - вся эта штука типа "как-нить"... мы упрощали себе язык... А потом столкнулись в сети с теми, кто вырос между Сциллой вебяза и Харибдой правил из учебников... "Они" там что-то пишут о функциональной неграмотности, крутая Наташа Романова работает над почти "физиологической" грамотностью... А Сцилла с Харибдой все движутся... Это "лижбы" - внезапная мысль человека, что надо озвончить словцо, это "лудше", это много похожего... и я выхожу утром в сеть и вижу "двум человекам это понравилось" и тут же пишу "не" с глаголами слитно... То ли мы теряем язык, то ли он теряет нас... Но две мифические горы и правда затирают, казалось, непобедимо вбитые в голову еще в школе правила...

КАРАВАН-САРАЙ

Это было так…
И это было неосмотрительно…
Давно, очень давно,
когда ты только узнал, что мартышки жевали табак,
а куры его клевали
и от этого жесткими стали,
тогда ты оставил рядом с собой форму под человека,
костюм-чехол-рисунок из пейнта…
Ты думал, под твоим лекалом остановятся только твои…
Но лекало - само по себе редкость…
И вот там устроили караван-сарай,
и пьяные банши пили давно не китайский зеленый чай...
А ты ждал , что они уйдут...
И они ушли,
сломав лекало, загадив оазис…
Ты искал последний саманный кирпич,
когда вдруг понял простоту слова “свобода” -
это когда не осталось ценностей, которые надо было бы охранять...

Все сдует ветром...
Пыль с гроба,
слезы с глаз,
ветошь с тела...
С чем не справится ветер - 
одолеет вода..
Может, я не права,
может, песок тяжел, а вода ленива...
Но было бы так красиво,
если бы на месте вчерашней битвы,
завтра - трава зелена...

И когда кажется, что спина - гОла,
когда кажется, что сам ты себе..
то нет...
неправда...
сзади бог...
дрыном по ребрам,
да направит...
ядом,
а вылечит...
Бог - пешеход...
Он знает, пока идешь - живой,
пока мозоли трутся - настоящий...
а потом..
потом ты уже и сам бог, но у нас пока еще здесь дела...

Старый шаман

Есть казан, есть дрова, есть туша...
- Печень, баурым, надо очистить от пленки, промыть в проточной воде, нарезать «соломкой»
Почки – уже отбитые (хорошо, если сам!), на быстрый огонь…
Сердце – червивое, жги в печи, вместе с ветошью…
Мозга там не было…
И Свирель из берцовой кости…

Любимый город

Это - чудесная рыбалка вдоль арыка по Аблай хана...
Это - чудесные татешки звенят блесною из ключей...
И ловят...
Командировочных, блядей, сбежавших в праздник малолеток, 
других людей...

Клерикальное

Хуже всего...
Ты точно знаешь...
Бог есть...
И ты знаешь где...
Не джпиэс, но объяснить сможешь..
Всем.
А сам...
Куришь у входа....

Рождество

а давайте я вам расскажу...

дело было давно, так что почти и не помню
умер один, за ним через месяц второй,
да так удачно, что "сочельник" бисовского нового года 
пришелся на день девятый,
праздновали и поминали
оливье vs блины...
потом еще умирали
или готовились
в декабре все так любят заканчивать
и врачи скорой точно знают -
декабрьские не выживают...
я однажды повесила на зеркало мишуры...
"как венок " - хихикали гости
через неделю помогали покупать венки, ибо...
я все выкинула и больше не наряжаю , "как венок" потому что...
но "Солнце взойдет"... мы пережили (не все) самую страшную ночь в году...
мы даже будем есть и пить во славу этого...
и это будет похоже сразу и на рождество, и на бёздник, и на тризну...
потому что декабрь
и дожили не все...

Может, вернутся...

Уже лет 5 как утвердилась мода книги издавать, уже давно никто не печалится, что делает это за свой счет... Но беседы на сонных январских кухнях иногда будят неожиданные воспоминания и провокационные выводы... Ольга Борисовна Маркова (светлая память) поддерживала авторов "новой волны", она их издавала в "Аполлинарии", а некоторым так и вовсе книжки справила... Так вот, многие из тех, кому книжки делали на моей памяти и моем редакторстве, после издания книг писать перестали... Макс Величко, Елена Терских, Анна Рогожникова, Тигран Туниянц... Словно не выдержали книг, не снесли пафоса и ответственности... Некоторые из этих авторов внезапно и остро начали стыдиться своих текстов еще на стадии верстки... Хотя стыдиться там было нечего... Некоторые из авторов переживали, как бы в будущем этих текстов не увидели их дети, хотя повторюсь, там нечего стыдиться, а хоть и перед собственными детьми...
Но этот аванс - книга, изданная авторитетом, словно бы оказался для них непосильной ношей... Ужасно жаль, что я больше не вижу их текстов, новых текстов... Но храню старые книги с автографами в надежде, что они передумают и вернутся...

Шашлык из свинины

Свинина!
Шея — это коктал! Или котлеты, или пельмени!
А шашлык — это вырезка!
Поэтому не жадничаем — покупаем себе любимым красивую, розовую вырезку!

Нарезаем. Куски делаем небольшие, свинья не любит долгой готовки — сохнет, собака такая, потому режьте где-то 2х2х1,5.

Теперь маринады.

Первый — умеренно острый. Для него нам на 1 кг мяса потребуется:
1,5 столовых ложки соевого соуса,
1 столовая ложка соуса «Луизиана»,
1\2 чайной ложки меда,
оливковое масло — 1 столовая ложка,
душистый перец толченый — 8-10 горошин.

Под гнет в темное место на — 6 часов, потом в холодильник — 12-14 часов.
Жарим, наслаждаемся.

Маринад второй — «свинья в апельсинах».

Технологически — все как и в первом варианте, а вот состав маринада  на 1 кг мяса следующий:
сок двух апельсинов,
1,5 столовых ложки соевого соуса,
1\2 чайной ложки меда.
Все!

Свинское мясо со вкусом апельсина — это очень интересная штука, смею заметить.
Приятно вам пожариться!

Шашлык из баранины

Я наслушалась и начиталась разного про мариновку шашлыка. Кто во что горазд, что называется. Столь разболтанные рекомендации хуже, чем полное отсутствие рекомендаций. И я начала пробовать, используя и советы из Сети, которые мне показались дельными, и собственный опыт и какое-никакое, а  все ж чутье.

Я напроверяла три маринада (один для баранины, два — для свинки). Проверяла мангалом! Ну и вкусовыми рецепторами ближних!)

Бараньи ребрышки.

Я прикупила на удивление совсем нежирные «семечки» с одной «стороны» барана. Общий весь после среза шкурки и лопатки — получился в 1 кг.

В маринад на это количество мяса было потрачено:

1 средняя помидорина (порезать),

две мелких луковицы (порезать),

соевый соус — 2 столовые ложки,

оливковое масло — 2 столовые ложки,

толченый кориандр и черный перец — по вкусу, то есть, на ваше усмотрение.

Тщательно перемешиваем, и ставим в темное место под гнет на 10 часов. (мой гнет был около 10 кг).

После чего перемещаем в холодильник еще на 12 часов.

Жарим в решетке. Трескаем!

Тесто

Меня всегда бесили рецепты, всегда чего-нибудь да не будет хватать в холодильнике или в наборе специй, поэтому каждый мой поход на кухню был экспериментальным. Какие-то эксперименты удавались, какие-то — были провальными. Беда в том, что я не помнила, что эдакого сделала, чтобы  блюдо получилось или не получилось. В общем, я сдалась и стала фиксировать удачные свои находки, возможно, они уже кем-то и описаны в тырнетах, но нет времени и денег проверять все, что там пишут.

Вот казалось бы тесто на пельмени-манты… Кто не знает? Все знают и ведут войну тупоконечников и остроконечников — добавлять туда яйцо или нет… Я тоже всякий раз мучилась — ни один из вариантов меня не устраивал. Я постоянно смешивала все и со всем, и однажды удача экспериментатора мне улыбнулась.

Реклама теста: легко вымешивается, легко катается, подходит как для мант, так и для пельменей, идеально для домашней лапши, так как не деформируется при варке — как вы ее ровно порезали — так ровно она и варится, не корчась. Специалисты по кулинарной химии  наверное смогли бы научно объяснить воздействие жирных молочных кислот, ну а я…я промолчу)))) Время варки в виде лапши — 5-6 минут, манты — стандартные сорок минут, пельмени — я еще не делала.

Собственно, рецепт:

Берем стакан (самый стандартный какой есть дома, так чтобы миллилитров на 200 хотя бы был).

В стакан разбиваем одной яйцо, добавляем две столовых ложки обычной сметаны, чайную ложку мелкой поваренной соли, остальной объем стакана до верху доливаем холодной водой. Взбалтываем и замешиваем тесто. На мой стакан домашний (220 мл- емкость) — уходит на замес 8 деревянных ложек (которые типа народные)  муки с горкой, стандартная большая ложка примерно в тех же пропорциях муку нагребает.

Вымешивать тесто минут 15 надо и дать ему отдохнуть часок перед готовкой — очень желательно.

С такого замеса нам теста хватило на 21 манту, делайте выводы сколько вам его понадобится.

Квашеная капуста

Эх, капустка!
Хороша закуска:
И подать не стыдно,
и сожрут — не жалко! (народная интернет-мудрость)

Последние полгода я только и делаю, что квашу. Вилок за вилком: сквасил, съел, на базар — романтика! Счастлива по этому поводу невыразимо. Главная составляющая этого счастья, что из кучи рецептов удалось собрать все самое нужное, и теперь процесс засолки — легчайшее из дел и надежнейшее по результату. Потому делюсь со всеми к капусте неравнодушными!

Эта вариация закваса делается с рассолом. Литр кипятка, две столовых ложки крупной соли, столовая ложка сахара (можно (и гораздо ароматнее на выходе получится) заменить на десертную ложку меда), половина чайной ложки уксуса (!Уксус я всегда использую 70%!). Если любите поострее, добавьте в рассол 1 чайную ложку корейской перечной пасты.

В удобную для перемешивания емкость шинкуем средней величины вилок — на 1,5-2 кг (если вилочек тянет на 3 кг, в рассол кладем 3 ложки соли, если вилок — на 4 кг — 4 ложки соли соответственно, сахарную фракцию увеличивать не надо).
Туда же шинкуем морковку (грамм на 200-300). Хорошо дают аромат полугорький перец и сельдерей, но это на любителя. Я добавляю всякий раз, когда эти овощи есть под рукой.
Закончив шинковку, заливаем все готовым рассолом, вливайте его медленно — «пробираясь» сквозь шинкованную капусту рассол остынет, и на дне засолочной емкости  будет уже чуть теплым, не обожжетесь. Аккуратно перемешиваем все овощи, капусту ни в коем случае не мнем, она проквасится в рассоле и останется хрусткой, как ей и положено.
Дальше по стандартной схеме — в темный прохладный угол дома под груз, чтобы выстоялась. В рассоле она доходит за 2,5-3 суток.В отличие от обычного «сухого» посола — не нуждается в тыканье деревянной палкой для пропуска воздуха.
В общем, пробуем спустя пару с половиной суток. Если кондиция устраивает, вливаем (внимание, СЕКРЕТ) в емкость с капустой 50 мл водки и тщательно, но аккуратно перемешиваем. Этот приемчик позволит вам избежать образования «соплей» в капусте на срок не менее двух недель. Хранить в холодильнике, естественно.

Послужной список

Не люблю перемены «ради перемен», потому мой послужной список супротив стажа — не велик.

Общественный фонд развития культуры и гуманитарных наук «Мусагет» ( 3 года) – редактор, составитель.

Из достижений того периода редактура 6  книг (за авторством Тутси, Анны Рогожниковой, Айгерим Тажи, Макса Величко, Евгения Барабанщикова, Елены Терских); составление и редактура заказного сборника стихов Аблая Абишева; прохождение и осмысление тренинга по оценке работы организации.

Cosmopolitan в Казахстане ( 2 года) – редактор. Из достижений этого периода – усердная работа, «спровоцировавшая» предложение от руководства компании занять пост главреда в новой франшизе «Домашний очаг. Казахстан».

Я не отказалась — главредствовала следующие 5 лет ( в течение которых успела даже вступить на нервную стезю издателя). Пятилетка прошла вся под знаком достижений – моя команда успешно вытеснила российский Домочаг из местного массового сознания и присвоила народную любовь себе. Это была ежедневная битва, и мы хорошо справлялись. Как издатель я выступила автором и разработчиком концепции и формата журнала Сырласу, и курировала нового издателя на этапе завода издания на рынок. После чего меня сразил синдром Бориса Ельцина — я подала заявление с формулировкой «я устал – я ухожу» и полгода не делала вообще ничего.

Следующей точкой приложения сил был продюсерский центр «Жан продакшн» — я отписала сценарий для 1- го сезона казахстанской версии шоу экстрасенсов«Седьмая раса». (5 месяцев)

После чего ушла в вираж: я с 15 лет мечтала попасть на радио, а потому перед соблазном не устояла и ушла на полтора года работать музредом на радио Nostalgie(ныне, к сожалению, не существующее).

Работу мечты (редактор в издательстве художественной литературы) – пока не нашла, потому в качестве фрилансера занимаюсь местными авторами.

Из того, к чему я приложила руку, издана пока только книга Константина Нагаева «Сорок тысяч»

Улитки со склонов Фудзи

Цивилизация выросла на том, что мы можем оперировать пересказами. Не обязательно самому проверять все через собственные ошибки, мы даже проповедуем, что учиться надо исключительно на чужих. Иногда может показаться, что мы боготворим знания, но боготворим мы информацию, то есть то, чего мы раньше не слышали (!). Если это эксклюзив, если у нас есть надежда, что информация редка и мало кто ее знает, мы начинаем гастроль. Сообщи человеку что-то, чего он не слышал, и ты звезда, ну хотя бы на пресловутые 15 минут. Эта озабоченность информацией, передаваемой устно, дает такие до смешного печальные ситуации, когда слова академика с легкостью побиваются словами соседки бабы Зины. Но боготворим мы именно устную информацию, личное знакомство с “источником” ценность информации утраивает как минимум (возможно, потому, что говорим мы значительно дольше, чем пишем). А уж если наш “источник” имеет в социальной иерархии пент-хаус с видом на кабинеты правительства, то гастроль мы обставляем с помпой и кордебалетом.

Треугольнички

Стену я увидела сразу. Она сияла.

Хотя вокруг были звезды.

На губах складывались и падали слова —  последняя стена. Край света.

То есть край мира.

Край, за которым нет ничего, за который невозможно ступить, потому что там некуда наступать.

Но и падать некуда.

Последняя стена, с треугольниками.

У меня, оказывается, с собой тоже был треугольничек.

Я подошла и приложила его к стене. Моргнула. И уже не видно — где здесь мой треугольничек, а где чужие.

Они были разные, но одинаковые.

Мой треугольник, этот мой «вклад» в Стену — мои дела, моя личность, моя жизнь —  не лучше и не хуже всех остальных. Он просто растворился во всех остальных вещах этого мира.

В крайней тоске и раздраженности от такой тщеты, я отвернулась от Стены, чтобы уже уйти от этого края куда-нибудь.

И тут увидела Бога.

Он сидел … В пустоте меж звезд, по-турецки или по-йогински, кому как нравится, и отрешенно смотрел вдаль — во вселенную. Я тоже туда посмотрела — планеты, звезды, туманности — эдакий парк печальных развлечений, весь в инфернальных огнях.

 

Что меня смутило в этот момент, так это то, что у него есть затылок, ну такая слепая зона, и что Бог нифига не всевидящее око.  Я вот ему хоть плюнуть могу на проплешину. Хотя не помню, была ли у него проплешина.

Он не обернулся посмотреть кто пришел, хотя логично — сколько нас таких ломится к этой стене со своими достижениями, в надежде получить медальку за правильную жизнь?! У него бы уже шея давно перетерлась — за каждым  смотреть… И я пошла прочь, даже ничего не спросила у Бога, что непонятного-то? Что спрашивать?! Я усмехнулась и пошлепала по тропе межзвездного мрака мимо.

И проснулась.

В очень дурном настроении, и не вспомню, когда у меня было столь же раздосадованное состояние ума. «Все зря» — вопила во мне «якалка»!  И «якалку» было не заткнуть. Больше ведь и нет ничего внутри, самое родное – это «я». И ему, этому родному, было больно. Больно от того, что все осыпалось – заслуги, уровень игры, карма, лут – ничего нет. Вернее, ничто из этого, как оказалось, не имеет ценности. Ты не можешь стать любимчиком у бога, не можешь по-настоящему выделиться среди людей – твой сияющий и такой важный для тебя треугольничек – кусок мерцающей мозаики, где от части смысл целого не меняется… И вносить свой вклад никто от тебя не требует, ты сам ломишься на край Вселенной со всем своим скарбом, а мог бы гулять…

 

Самое лучшее в этих треугольничках, что это не фантазия. Что это приснилось. Какая-то часть меня стучалась к моей «якалке», чтобы успокоить ее среди мира гламура и понтов; какая-то часть меня, показала, как и было прошено, Бога и смысл жизни – все показала. Так хорошо показала, что я ушла в депрессию на пару лет, а еще через пару-тройку смогла понять, о чем был сон. Он был о свободе. Нет греха, нет вечной кары, нет вечных «должен». Но есть звездная дорога и есть бег в хомячьем колесе. Можно гулять все отпущенную мне вечность, а можно заняться «хомячьим фитнесом» по наращиванию неизменяемого треугольничка. И я выкинула все книги про духовный рост, третий глаз и прочие перлы по экстатическому закатыванию глаз вместе с понтами)))

Авторское право

Сиди и смотри на трещину в потолке.

 

Можно представить себе период упадка,

несуществующие корни травы и свисающую паутину.

Или упадок в Макондо, банановую кампанию, оплетенные лианами углы и стены  чего-то там….

Созерцание – это не добродетель, это отказ от “делать”, когда ты не знаешь, что именно “делать” с окружающим миром.

Да и не хочешь знать,

ведь своеволие запрещено и карается

И ты опускаешь руки:

где нет своеволия, там нет творчества.

И когда появляется хрупкая мысль, идея…

ты вспоминаешь, что все в руках божьих, включая волю.

Отпускаешь идею, садишься на пол и разглядываешь трещину в потолке.

Надеясь на Борхеса,

уповая на пятна ягуаровой шкуры  и письмена, скрытые в них.

 

Я просто смотрю на трещину в потолке –

когда на все — воля и копирайт Бога, я могу быть только переводчиком.

К черту метафоры

Проблема сравнений, метафор заезженных не в том даже, что они на зубах навязли и вместо игры воображения вызывают отрыжку… Проблема в том, что из-за  частотности их употребления мозг реагирует на них как на правду, они лишаются образности, они нависают над нами хуже глыбы реальности, и мы начинаем жить в соответствии с образом, в соответствии с нашими представлениями о реальном объекте, лежащем в основе образа и с нашими представлениями о физических границах, свойственных этому объекту.

Все эти чертовы дороги жизни, змеи, поедающие свой хвост, яйца новой жизни… Эти три, кстати самые опасные, потому как нагло и без очереди заполняют картину мира.

Жизнь как дорога. Ок. Дорога откуда и куда? Из мамы в яму? Тогда смысл в ее прохождении? Единственный, который напрашивается, — безысходность. Он шел дорогою прямой… Молодец, от курса не отклонялся. Быстро, чеканным шагом, не сворачивая торопился куда? Окончить путь. Зачем тогда нам эта метафора?

Но она в головах засела, и все упорно говорят о необходимости пройти дорогу жизни, словно бы у нас есть шанс отказаться от путешествия… Все, что дает этот образ, – требование идти!

Иди, не стой, развивайся, не дай же бог тебе успокоиться и там на пенек сесть, пирожок съесть. Собственные демоны общественного одобрения тебя сгрызут на этом пеньке – за бездействие. Беги, Форест. . Вдруг не успеешь… на собственные похороны…  «Дорога жизни» — это языковая и мыслительная ловушка, она дает иллюзию продвижения и прогресса… И в этом предложении мы обычно замечаем только слово «дает», а вот слово «иллюзию» не замечаем, фильтр, господа, не позволяет.  Если фильтр сломать, сломается метафора, а с ней вместе картина мира, этого мы не любим, само собой…

 

А эта чертова змея, кусающая свой хвост. Экспроприированный познавателями всех мастей символ вечности и времени, пожирающего самого себя, радостно оброс смыслом самоедства, самопрепарации, бесконечного путешествия по собственным заблуждениям и иллюзиям… И не проговаривается размыкание круга, отращивание ног и путешествие по прямой… Зачем? Ведь мы снова упремся в образ дороги – «у меня есть ноги, я умею ходить и поэтому иду».

Перекресток

Плох тот ученик, что не превзошел своего учителя. Вроде да Винчи сказал, хотя кто знает…

Фигуры учителя и Учителя — серьезно обмонструозились последнее время. Одна потеряла приобретенный было в ХХ веке социальный статус и снова стала обслугой, вторая деградировала до коучинга, шоу-бизнеса…

Но эти метания по социальной лестнице не так интересны, более веселые вещи — в массовом сознании. Все еще пытается несознательное коллективное бессознательное свалить с себя всю ответственность за интеграцию в ноосферу своих отпрысков, давит как заведенное на кнопочку “образовательно-воспитательная роль учителя”.

Те же, индивидуумы, что вроде бы взялись за индивидуальные поиски знания, в первую очередь ищут не знания, а Учителя, свято уверовав, что без передачи мантру им никто не скажет.

На лицо, хотя, нет, кажется, на всю голову — очевидна тенденция — сам думать не хочет никто. Но ведь ни для кого не секрет, что если ты не делаешь выбор — его сделают за тебя, если ты не имеешь (не составил) собственного мнения —  тебе его состряпают и внушат… Если ты не думаешь — тебе вообще все условия создадут, чтобы и дальше не думал.

По сути фигуры учителя и Учителя всегда скрывали под мантией (хитоном\тогой\сари) — только одно знакомую рожу — Трикстера. Мы кому-то еще сопротивляемся из упрямства или опасений, но учителя… — к ним мы приходим сами, отдаем им мозг и душу и позволяем полоскать как угодно, потом еще это ополоски цитируем на каждом углу и при каждом удобно-неудобном случае. Мы позволяем заполнять себя — другим людям, веря как в детстве, что “папа\мама лучше знает”. Мы словно бы всерьез верим, что кто-то знает как правильно жить, как правильно ходить… Говорят, собак специально выводили так, чтобы уровень их психики остался щеньим, чтобы подчинялись… А кто выводил нас, что мы так охотно соглашаемся младенчествовать всем мозгом?!

Ничем не омраченное безделье

Миша домой пришел и сказал:

— Ну вас всех…— пнул кошку в бок. И пролил сладкий чай на брюки.

Потом я слышала, он ругался с соседкой на лестничной площадке — соседка оставляла мусорное ведро возле двери, чтобы в подъезде хорошо пахло.

А вчера Миша с балкона ругался матом на играющих в «московские прятки» детей.

Почему-то мне не захотелось спросить у него, что случилось. Ни разу не возникло желание спросить.

Миша очень творчески ругался матом, и я спасовала.

 

Тетя Ира, пенсионерка, не пожелавшая своевременно стать бабой Ирой, заходила на прошлой неделе, просила «стаканчик мучки — рыбку поджарить». Долго смотрела на задушенный грудями крестик — просыпала муку, потом ругалась на Мишину кошку, решившую, что запах от помойного ведра слаб, потому его опрокинувшую.

 

Вообще. Тяжело жить в доме, когда в нем два этажа, два подъезда и двенадцать квартир.

Резвая баба Люда успевает во время  утреннего пятидесятиметрового марш-броска в магазин за хлебом рассказать все сплетни вчерашнего дня, обругать Мишину кошку шлюхой, дворовых котов зачем-то — кобелями, похвалить новую рубашку моего мужа и спросить о здоровье моей матери…

Мысленно ее по матери бы куда-нибудь, но мысль путается, потому что в магазине нет бородинского. Это обстоятельство неприлично расстраивает, покупаю кило соленых сушек и пакетик кетчупа — тоже, в общем-то, могут за завтрак сойти.

 

В обед Анна Лексеевна торжественно развешивает панталоны на улице для вентиляции; выходит дядя Жора потрясти половички, он и Анна Лексеевна оживленно беседуют на эту тему.

 

Включаю телевизор, соседи включают дрель, я смотрю телевизор, смотрю в окно, смотрю в потолок, плюю в него, смотрю в стену и на новые ворота Жориного гаража, делаю маникюр, эпиляцию, дегидратацию (в сортире), делаю вид и делаю дым, делаю ежиков  из окурков.

Неделание священно.

Жора проверяет уровень масла, заливает тосол.

Миша пришел с работы на три часа раньше и в подпитии, пнул кошку.

Анна Лексеевна сняла панталоны и рассказала Жоре, как правильно разбирать двигатель: «Мой-то, знаешь как с ними управлялся…» Пыталась показать как.

Завариваю чай, придумываю необходимость покупки риса в супермаркете — туда можно идти по симпатичной тенистой аллейке.

На бабе Люде сегодня оранжевое платье, яркое — успеваю заметить, откладываю поход за рисом, мучаюсь невыразимо. Салат с тунцом должен быть сделан до пяти, почему нельзя после пяти, никому не скажу.

 

Миша в магазине покупает пиво.

С работы не приходит муж.

Или приходит, не важно.

Квартира привыкла жить без него.

Считаем — не пришел. Я и квартира считаем до двух, дальше, больше и выше не хотим и не считаем.

Я и квартира, а с Мишиной кошкой пора что-то решать – нагадила моей квартире под дверь на коврик.

 

Ночью смотрела на луну: она была в окне, на стене, в чашке кофе, в лазерном диске, на голом озябшем линолеуме.

В обед смотрела «Квартирный вопрос». Квартире не понравилось.

Понравилось мужу — все-таки с работы пришел.

Захотел ремонта и нового комфорта.

Объяснила нелепость заключения: новизна — стресс для психики, потому с комфортом не сочетается, и тогда я узнала об обоях цвета индиго.

Жора рассказывал о ценах на старые «вольвы».

Баба люда жарила баклажаны.

Окна трех комнат открыты настежь.

Миша с подругой то ли что-то смотрят, то ли что-то делают.

Вовка-«мне пять лет» зовет Сашку гулять.

 

Баба Люда знает, почему сейчас молодежь такая.

Я знаю цвет индиго.

Я смотрю на прокопченные сигаретами обои в «веселенький цветочек».

Жаль себя, не сходила за рисом, не сделала салат.

Неделание вещь великая.

 

Муж сказал, переезжаем.

Я сказала, кто тут муж.

Квартира сказала, нет тут никаких мужей, галлюцинации это.

Уф-ф-ф. Все-таки не пришел с работы.

Пошла за рисом, Жора уже разобрал двигатель, солнце стало садиться.

 

Миша в дверь постучал: «Соль есть?».

Баба Ира в окно крикнула:  «Айда на семечки!».

Взяла соль, вышла, села на лавочку.

— А Жора двигатель-то собрал?

— Нет, говорит брак заводской…

— А как ездил?

— А кто его знает?

— А что с Мишей?

— Девушка его бросила?

— А тут же была какая-то?

— Ты тоже срамоту эту слышала. Докатился мужик без девки-то…

— Да приходила к нему подруга. Беленькая такая…

— Высокая?

— Нет…

— Ну как не высокая, я же сама видела…

— Кого вы видели?

— Подругу видела, высокая  такая, в юбке в клеточку

— Это моя подруга…

— Господи, и у тебя подруга?!

 

По Дискавери показывали про Атлантиду. Красиво так: пять тысяч лет назад, десять тысяч лет назад, девятьсот лет назад — красивые цифры, мне гораздо меньше, у меня только подруга высокая,  а я так…

 

Салат сделала с сайрой.

Пусть и священно не-делание…

Наваждение

Шпалы
Только запах мазута
Может сердце тревожить
Есть тоска перестука
Колес
О звенящие тонкие рельсы
Ожидание смерти
Ожидание рая
Наваждение
Рельсы
Я вдыхаю бессильно всю печаль перекрестка
Ожидание смерти
Ожидание рая
Есть луна молодая
Запах розы мешает
Он меня отвлекает от колес перестука
От тоски бездыханной
Разогретой мазутом
Шпалы
Наваждение бега
От себя и от бога
От людей и от века
Наслаждение раем
Ожидание смерти
Все смешалось когда-то
И куском звонкой рельсы
Я представлю набатный
Гулкий
Колокол в церкви
И сзываю к обедне тех кто может услышать
В наваждении стука колес
Шептание ветра

На самом деле я — Севта!

Я родилась в 1978 году и до распада совка успела попасться неокрепшим мозгом на крючок номенклатурных соблазнов. Мне было что-то около пяти лет, когда совпали во времени и пространстве два события. В садике нас учили писать, а моя крестная подарила мне пустое удостоверение в красной «дерьмантиновой» обложке. Корочками тогда все махали будь здоров, потому обрадовалась я несказанно — удостоверение удостоверяет всё! Пиши что хочешь — будь кем хочешь, и я старательно капсом вывела на две графы свое имя, с некоторыми э-м-м поправками —  «Севта». Родня загибалась со смеху, и Севтой меня называли лет 6 кряду, пока не надоело; а опечатки у меня теперь и позабористей получаются!

Когда заканчивался мел,

Мы рисовали травой...

Солнце на асфальте чуть ближе

и не так горячо...

Мы рисовали пылью,

водной пленкой на запотевшем зеркале...

Мы рисовали даже пальцем в небе,

чтобы наконец-то обойтись без слов...

Весна и медведи

Не уверена, что все имеет начало. Чаще мы выбираем условную точку отсчета и говорим потом в любые свободные уши “все началось с того…”. Если позволить памяти хулиганить так, как ей это привычно, то все началось с разбора сочинений о весне. Кажется, это был третий класс. Учительница не сдержала троллинский порыв и зачла нам перл одноклассника “пришла весна, медведь вылез из норки”. /и все засмеялись/ Память говорит, что это был первый раз, когда я задумалась о редактуре. Чушь, конечно. Я тогда о ботиночках думала темно-бордовых с чудным таким ремешочком с сердечком на конце. Или о том, что не сделала домашку по природоведению. Я ведь не помню! А вот сосисочную вязь размышлений об информации со школьными воспоминаниями помню лучше, хотя тоже с точкой отсчета затруднюсь.

Озабоченность началом — она сюжетная, потому что если с нами не случилось какой-нибудь органического свойства беды в бескрайних извилинах мозга, мы тяготеем к сюжету: завязка, развитие, кульминация, развязка. Мы все подряд обвешиваем этой гирляндой, мы через нее мир познаем. Что странно при таком раскладе, так это количество людей, имеющих трудности с писаниной, и с устным изложением. Думаем мы сюжетно, а говорим и пишем, как попало. Вопрос в том, что и куда попадает.

Поэтому вернемся к медведю в норке. Класс хохотал долго, парень был малиновый от стыда… Но в чем его вина? Видел ли этот городской мальчик медведя? Скорее всего да — в цирке или в зоопарке. Знал ли он что-либо о быте свободного медведя? Вряд ли. Я была помешана на Звереве, Сетон-Томпсоне, Бианки, я в районной библиотеке вычитала всю полку… Я знала из книг, что медведь спит в берлоге, но я не имела ни малейшего представления о том, как эта берлога выглядит. Это было абстрактное понятие, условность “это так, потому что это так”. А вот этот мальчик книг про медведей не читал, он, может, вообще книг не читал или читал фантастику и приключения. Он не был знаком с медведем, так как я. Но оказался знаком с типовым “домом” для животных — норой. Там медведя и поселил… Мог он исправить свою ошибку? — Нет. Говорить и писать можно лишь о том, о чем имеешь представление. Иначе непременно оконфузишься.

Маленькие люди в литературе

Есть такие мысли… Как засохшая болячка на коленке. Вроде забыл про нее, сидишь, кукле голову сворачиваешь, а тебе «а ну-ка сиди смирно, еще 20 человек в очереди» и ты смиряешься и сидишь минут пять наверное, потом шило в жопе приходит в движение, но на тебя предусмотрительно наново зыркают. Тоска. Ты задираешь ногу на стул, чтоб было куда уронить отягощенную несправедливостью голову, и тут этот запах. Запах засохшей болячки! Украдкой оглядываешься, выдыхаешь удрученно для виду и начинаешь самозабвенно болячку отковыривать и маленькими крошками отправлять в рот… У Мамлеева мальчик Петя так самого себя съел… У меня, может, тоже бы получилось, в переносном смысле, я гений самоедства, даже признанный в узких кругах… Но всегда что-то отвлекало… Но вот мысль эта, которая как болячка засохшая, ну вы помните… Стыдная мысль такая о литературе. Мне всегда о литературе думать стыдно — читала мало, на филфаке училась плохо… Я исхитрилась даже Шекспира не прочитать, куда уж мне о литературе! Но тут как с болячкой — пока никто не видит…
В общем, мысль такая. Пока все обсуждали величие своих национальных литератур, излюбленный их герой расплодился хуже плодовой мушки и начал тихохонько пописывать сам да в журнальчики присовывать … Критики всполошились, дескать, как свежо, из-за «Наивно. Супер!” все вообще свихнулись… И прозевали суть. Это уже не литература о маленьком человеке. Это мы, маленькие человеки, пишем себе литературу. И про шинель, и про нос, и по неурочный чих в спину, и про выпавшую прокладку на пляжУ… Маленькие и делаем по-маленькому, для себя, на покет-бук чтоб хватило. И жанры потихоньку меняются. Сгинул роман-путешествие. Великие и отважные путешествовали, на озеро Чад, например. А мы дошли до бульвара городского и уже прониклись материалом тысяч на 10 знаков, или как любит говорить один филолог-старовер — четверть авторского листа.

Великие и отважные решали моральные дилеммы, ну там быть или не быть, повеситься или под поезд, мы же, маленькие, от высоконравственного главного героя отказались, потому что главный герой — это мы. И за себя своей маленькой литературой боремся, за свое обычное человеческое право — быть мудаками!